Со всех сторон стекались ему подарки.
По установленному обычаю акт привода к присяге экзиларха совершаля в четверг, а в субботу той же недели отправлялось торжественное богослужение, при коем присутствовал новый экзиларх.
В синагоге устраивалось, для него собственно, башне-образное седалище, обранное драгоценными тканями и князь восседал не нем, подобно царям из дома Давидова, восседавшим в Храме.
Многосисленная, почетная свита провожала его в синагогу.
По занятии своего места на трибуне, к нему приближался глава сурской академии, преклонял одно колено перед ним и садился по правую его сторону, а пумпадитский гаон, сделав тоже самое, садился по левую его сторону.

В заключительной молитве упоминалось имя нового экзиларха и произносилось особое благословление ему, гаонам, коллегиям и прочим.
После того, торжественная процессия возвращалась из синагоги во дворец экзиларха и роскошным пиром для сановников, важнейших особ и государственных должностных лиц заканчивался акт привода к присяге нового княза изгнания.
Денги на свое содержание экзилархи получали частию от чрезвычайных налогов.
Кроме того, они имели право облагать податью общины своей юрисдикции, и чиновники халифата оказывали им при этом свое содействие.

Вот какой высокий пост предстояло занимать Анану и враги его, конечно, не могли хладнокровно относиться к этому.
Не без основания они могли опасаться, что Анан, достигнувши этого поста и облеченный в сан экзиларха, мог до самого основания расшатать здание Талмуда и опровергнуть его режим.

Экзиларх Соломон, дядя Анана, умер бездетным и экзиларший престол, по преемственности, доставался детям брата Соломона, называвшегося Давидом, у которого были два сына: наш Анан и брат его Ананья.
Хотя экзиларший престол доставался старшему в роде, но, при существовании нескольких кандидатов, нередки были случаи, что избирали более достойного, хотя бы он и был моложе летами.

Таким образом, хотя Анан и был прямым законным наследником на экзиларший престол, но враждебная ему партия приверженцев традиционного режима выставила соперником брата его, переименованного в Ахорай.

Во главе враждебной Анану партии стояли два брата: р. Дудай у р. Иегудай; первый президент пумпадитской, а второй - сурской академий.
Но партия, поддерживавшая кандидатуру Анана, была не слаба; к ней принадлежали весьма влиятельные люди и масса его преверженцев.
На выборах победа осталась за Ананом и он взошел на прарадительский престол.
С высоты своего положения Анан стал энергично проводить свою пропаганду и стал действительно опасным для приверженцев талмудического учения.
Приверженный до фанатичности к букве Закона и пунктуально исполнявший его постановления, он не щадил и своих приверженцев, если замечал, что они живут не по Закону.

Глас Анана не был вопиющим в пустине и он успел сильно подорвать доверие к Талмуду.

Конечно, что все это не могло неувеличит числа врагов его, которые решились во чтобы то ни стало погубить Анана.
Скоро нашлись свидители, удостоверившие пред халифом, что Анан еретик замышляет издать новый закон и намеривается воцариться над Израелем.
Таким образом, оклеветанный перед владыкою, он был лишен своего сана, заключен в темницу, а потом приговорен к смертной казни, чрез повешание.
Приговор этот состоялся в воскресный день, а в пятницу той же недели должен был быть приведен в исполнение.
Однако он не был приведен в исполнение, ибо до истечения недели он, Анан, успел оправдать себя.
О способе, к которому он прибегнул не все одинаково рассказывают.
По словам врагов его, единомышленники приговоренного успели подкупами задобрить царедворцев и приближенных халифа и этим путем достигнули полного его оправдания.

По словам же приверженцев его, спасению Анана послужило то, что в этой самой тюрьме содержался один мусульманин, также приговоренный к смертной казни за богохульство.
Этот последний научил Анана обратиться лично к халифу с просьбою о разрешении ему состязаться с своими врагами, перед ним, в религиозном диспуте, каковым способом он будет в состоянии доказать свою невиность.
Тэмою же для диспута он посоветовал ему избрать такой пункт, который имеет двоякий смысл и возможно применить такое или другое толкование к нему; халиф же отказать ему не мог бы, потому что, по обычаю мусульманскому, за приговоренным к смерти всегда остается право просить повелителя об одном каком либо предмете и, в случае возможности его исполнения, властетелин должен удовлетворить его просьбу.
Анан так и сделал, просьба его была уважена; а темою для диспута он избрал календарь для определения праздников.

Дело в том, вопрос этот был одним из важных пунктов препирательства еще и раньше между Ананом и его противниками.

До талмудиста, раббан Гамлиеля и Исаака Нафхи воопще весь Израиль для определения месяцеисчисления и праздников руковолствовался новолунием но с момента рождения, а явления луны на гозизонте; затем, для определения первого лунного месяца нисана, побочным доказательством служило созревание ячменя на обетованной земле.

Случалось так, что лунный год кончался, а ячмень не созреваль, тогда наступающий месяц не считался началом года, а присчитывался к истекающему году, который считался високосным, состоящим из тринадцати месяцев.
Такие месяцы составлялись из накопления разности между лунным и солнечным годами.

Образование нормы для определения первого месяца произошло воследствие установленных религиозных обрядов так, как обязательно было приношение первого снова ячменя в Храм для освящения и дара в воскресный день праздника опресноков, т.е. Пасхи; а в пятидесятый день после него считался праздник пятидесятницы.

Так как вне Палестины, на чужбине, ни одно из этих  установленных обрядов не могло быть удоно применимым, то раббан Гамлиел и Исаак Нафхи установили новый календарь для определения месяце-исчисления и праздников на основании известных исчислений.
Ими же составлен цикл из девятнадцати месяцев, из которых семь считались високосными, а двенадцать простыми.
Високосными считались третий, шестой, восьмой, одинадцатый, четырнадцатый, шестнадцатый и восемнадцатый годы цикла.

Во избежение случайной ошибки было постановлено талмудистами для Израильтян, живущих вне Палестины прибавить по одному дню к каждому празднику, установленному Мойсеем.
Не удовольствуясь и этим, установили для каждого праздника определенные дни в неделе, и если какой либо праздник приходился не в определенный для него день, то он откладывается на следующий.
Этому правилу дано название דחיה.
Все эти нововведения вытеснили, спокон века существовавшие правила, что конечно, не могло не противоречит постановлениям Мойсея.

Таким образом, статья эта была подходащею для надобности Анана тем более, что этот предмет был хорошо известен мусульманскому духовенству.

Анан был поставлен против врагов своих; выдержал блистательную победу, получил полное оправдание, был восстановлен в прежнем сане своем и вдобавок получил сугубое благоволение халифа.

Очистив себя от клевет, взведенных не него, Анан добровольно откатался от предложенного ему экзиларшго престола, уступив его брату своему Ананье.

У него созрела мысл из своих единомышленников организировать отдельную корпорацию, отчудить ее совсем от талмудического мира, отрешиться от его традиции и образовать новую, самостоятельную нацию.
Он предъявил свой проэкт халифу, который утвердил его и разрешил Анану переселиться в Иерусалим со всеми домочадцами и приверженцами его.
Таким образом, была произведена вторая реакция среди Израиля.

В священном граде Анан выстроил новую синагогу для своей паствы, которая поддерживается, как святыня - колыбель, и по ныне добровольными подаяниями всей нации.

Паства его стала жить новою, изолированною жизнью и перестала вступать в какие бы то ни было спошения с раввинистами.

Борьба воскипела межды талмудистами и последователями Анана не на живот, а на смерть.

Ему приписывают изречение: желаю, чтобы все приверженци Талмуда находились бы в моей утробе; тога я распорол бы себе живот, дабы они умерли вместе со мною (*).
Талмудисты, с своей стороны, также не щадили его и с высоты кафедт в синагогах произносили против него и сына его Саула проклатия и предали их анафеме חרם.

(*) Сообразуясь с свойством деятельности Анана, отзывом не заинтересованных арабских писателей, как сказано выше, сохранившимся преданием трудно не сомневаться, чтобы приписанное ему это выражение не было клеветою, как и многое недостойное, писаное на его счет из противного лагеря.

Пропаганда этого Лютера среди Израиля разом пустила глубокие корни потому, что почва уже давно была подготовлена для нее и сверх того в пользу пропагандиста послужило то обстоятельство, что рука талмудических иерархов тяжоловесно лежала на своих общинах.
Они подвергались непосильным налогам, а в случае невозможности взыскивать подвергались унижениям (*).

(*) См. ниже в очерках Саадии гаона.