Саадья бен Иосиф аль Фаюми или аль Пифоми родился в Египте в древне еврейском городе Пифоме в 892 г. по Р.Х.

Молодость его покрыта мраком неизвестности.
Нам только известно, что его учителями были некто Абу Кетир и Ионнан бен Захарья.

На двадцать третьем году своей жизни он стал известен ученому миру как философ, богослов, экзегетик, грамматик и поэт.
По всем этим отраслям науки и поэзии он успел обогатит еврейскую и арабскую литературы.
Слава его росла не по дням, а по часам.

Все свои блестящие, природные способности и глубокую ученость он посвятил целиком делу восстановления прежнего блеска и обаяния Талмуда.
Прозорливым оком своим он прозрел, какое великое зло причинили последователи Анана защищаемому им режиму.
Вместе с тем он не упустил из виду и слабую сторону своих партизанов т.е. их незнакомство с Священным Писанием.

Чтобы пополнить этот пробел Саадья перевел всю Библию на общедоступный тогда арабский язык.

Затем он написал против учения Анана также на арабском языке книгу под заглавием: Kitāb al-radd ^calā ^cAnān  в которой, между прочим, написал что он (Анан) был одержим избытком своеволия, не боялся Бога и только из за одного упрямства отделился с своими приверженцами от талмудического еврейства в ущерб истинной традиции.
До тридцатилетнего возраста Саадя ограничивался одною только авторскою деятельностью, между тем судьба подготовляла ему блестящую, хотя и трудную будущность.

В то время делами талмудического Израиля, кроме экзилархата, управляли две академии имевшие значение синедриона: одна в Суре а другая в Пумпадите.

Учреждения нами сказанные первоначально были педагогическими.
Впоследствии им придали значение судебных и административных мест.

Сурская академия, как более древняя и видевшаю между своими представителями доблестных деятелей, пользовалась большим уважением, чем пумпадитская.
Но в рассказываемую нами эпоху она  пришла в такой упадок, что решились закрыть ее; спустя не долгое время она была внов открыта и Саадья был назначен ее президентом.
Факт этот Грец передает следующим образом:
Именно в то время Сурская академия впала в жалкое положение и так нуждалась в ученых, что экзиларх Давид бен Заккай был вынужден назначить гаоном одного ткача по имени Иом Тов Кагана бен Яков, который однако умер через два года (926-928). Пумпадитский гаон Коген Цедек желавший сделать свою академию первенствующею, подал экзиларху совет упразднить Сурскую академию переселить чинов ее в Пумпадиту и оставить гаону один только титул, назначив ему местопребыванием также Пумпадиту. Таким имевшим один только титул гаоном уже был назначен сын одного Пумпадитского гаона по имени Натан бен Егуда; не он умер внезапно. Внезепная смерть его была сочтена современниками нехорошей приметой и у упразднителей древней Сурской академии заговорила совесть. Экзиларх решился внов открыть ее и ему было предложено назначить президентом или Саадью или Цемаха ден Давид, который лично сам ничем не отличился, но имел то достоинство, что принадлежал к древнему благородному роду. (История евреев т.II стр. 224)

Не смотря на то, что многие отговаривали, из этих двух кандидатов Давид бен Заккай дал преимущество Саадье.
Он был вызван из Египта и официально был избран в гаоны (928).
Вступление его в тридцатилетнем возрасте в этот сан было исключением из общего правила, так прежде никого не посвящали раньше достижения шестидесятилетнего возраста и не прошедшего всех ступеней служебной иерархии (*).
Тотчась по вступлении в дложность влияние Саадьи стало во всем обнаруживаться.
Академия стала поправляться принимать прежний блеск свой и народ потерявший к ней уважение опять стал смотреть на неë с благоговением.
Новый гаон серьезно взявшийся за ломку и переделкы с прискорбием заметил умственный застой коллегий и судей.
Единственной причиною этого мелкого умственного состояния была ажитация Анана, по крайней мере, так предполагал Саадья.
Приписывая этот упадок свободомыслию и анализу Священого Писания прежние гаоны изгнали дух всякого исследования из стен академии, а это привело к обратному действию т. е. отупению.
Ужасаясь за будущее академии, которая была рассадником науки и умственного развития для талмудического мира, он широко открыл двери академии для всякого рода исследования.
Предоставлена была каждому свобода критики изучение грамматики и занятие поэзией.

(*) Само слово гаон по алфавитному исчислению составляет число 60

Действуя безпристрастно и честно он вытеснил из академии всех неподвижных и неспособных стариков и заменил их более способными молодыми живыми силами; но к сожалению всего этого было мало, так как червоточина начала точит в самой сердцевине академии.
Впрочем иллюзия скоро прошла и он заметил, что принимает мишуру за золото.

Эта верховное судебное учреждение и храм науки, начиная от самого первоприсутствующего экзиларха и до последнего сторожа держалось на подкупах вымогательстве и насилии.
Гаонат, коллегии и даже самый сан экзиларха стали продажными.
Все это ложилось тяжким бременем на несчатные общины, членов которых обстригали до крови и третировали подобно бессловесным овцам.

Экзиларх Давид бен Заккай настоящий продукт своего времени страшно эксплуатировал народ.

Родной сын его Иуда служил ему клевретом во всех бессовестных вымогательствах.

Хотя не относится к моей задаче, я нахожу не лишним в виду его интереса привести здесь один случай с фарскою общиною, которая жила в городе Хамадан.

Хамадан не принадлежал к юрисдикции экзиларха и когда он решился наложить свою пяту на фарскую общину, обложив ее непосильным налогом, то община эта на отрез отказалась удовлетворить его домогательство и когда приехал к ней Иуда, клеврет отца своего, то члены этой общины не пожелали принят его.

Иуда возвратился к отцу своему, рассказал ему о всем случившемся, разукрасив по своему.
Выслушав его экзиларх воспылал гневом, подвергнул фарскую общину духовному отлучению и заручившись фирманом от халифа, нагрянул на нее в сопровождении полицейских чиновников и чаушов.
Все имущество членов общины было подвергнуто описи, намеченный налог был весь взыскан и сверх того община была обложена тяжкой пеней в пользу чиновников халифа.
Несчастные хамданцы были до тла раззорены и стали ноголовно нищими.
Честный и гуманный Саадья не мог хладнокровмо смотреть на такие возмутительные факты.

Он скорбел ос воих единоверцах; но среди сонмища взяточников что мог сделать один честный чловек?

Наконец, одно возмутительное дело в самом отправлении правосудия вызвало Саадью поднять и решиться на борьбу с самым экзилархом.

Этот последний склоненный взяткою решил несправедливо одно тяжебное дело о значительном наследстве.
Решение экзиларха могло получить законную силу только тогда, когда оно закреплялось подоисями обоих гаонов.
Президент Пумпадитской академии безпрекословно подписал оное решение, а Саадья на отрез отказался участвовать в этом несправедливом деле и не дал своей подписи.

Экзиларх Давид не был уступчивого нрава и не легко отказывался от задуманного дела.
Он послал к Саадье сына своего Иуду с строгим приказом отобрать от него подпись.
Саадья не уступил и тогда этот низкий клеврет поднял палку с намерением ударить почтенного гаона.
Подосневшие же на помощь слуги коллегии предупредили его и избив выбросили на улицу.

Озлобленный экзиларх лишил Саадью сана гаона и подвергнул его отлучению.

Униженный и оскорбленный он удалился от дел и четыре  года прожил в уединении в Багдаде.

Между тем багдадская община приняла также участие в этой распре, которая по этой причине разделилась на две части.
На стороне Саадьи были все члены сурской академии ученые члены общества и вообще люди с честным направлением.
Не стороне же Давида бен Заккай гаон с членами пумпадитской академии не развитая толпа и во главе всех их личный враг Саадьи богач Арон ибн Саргаду.
По удалении место Саадьи занял Иосеф бен Яков бен Сатия человек заурядный.

Тепер партия Саадьи с своей стороны объявила Давида бен Заккай недостойным занимать экзиларший престол и преемником ему назначили брата его Осию Гассан (930).

Чтобы сломить врага и восстановить своего protégé Давида в своем сане Арон ибн Саргаду не жалел своего золота.
Одно только назначение комиссии для разбора этого дела под председательством верховного везиря Али ибн Иза ему стоило более десяти тысяч динариев хотя комиссия эта к разбору распри между сторонами и не приступила.