Ниссим бен Ной, иначе называемый рав Аха, один из трех сподвижников Саула, наследника Анана ¹⁾.

¹⁾ См. Пинскера стр. 34

Как он сам пишет, Ниссим еще при нежном младенчестве лишился отца и мать и его приютила его бабушка и обливаясь слезами кормила его.

Достигши отроческого возраста и воодушевленный страстью к приобретению позваний, он стал посещать многие страны и обучался языкам, посещал учебные заведения и уже довольно развитый прибыл в Иерусалим, тогдашнее, главное гнездо караимства.
В св. град он прибыл в первой половине девятого столения, т.е. не прошло еще и одно столетие от Анана.
Эта была эпоха брожения умов и проявления многочисленных расколов, о которых много было упомянуто.

Там он нашел много комментарий на Библию на арамейском и арабском языках, в которых нашел неточности и разногласия.
Долго трудился он пока обрел истину и только тогда ясно увидел, что далеко не в точности исполняет даже он сам все предписания Закона Божия, изложенные в Пятикнижии.

Конечно, что не трудно было ему догадаться, что это происходит от уклонения от святого слова, в чем отчасти сам Анан был виноват.

Чтобы искоренить подобное нежелательное уклонение он стал проповедывать, дабы придерживались во всем буквального текста и исполняли все по букве, без всякого хитростного мудрствования.

Таким образом он является первым нашим пастырем, стоявшим за чистий мозаизм.

Известно, что Анан в некоторых детаилях уклонялся от буквы Закона и допускал осквернения во время не существования Храма.
Так женщина во вермя регул не подвергалась никаким ограничениям, а также разложение трупа и всякая падаль не считались оскверняющими: это была дань принесенная Ананом Талмуду.

Ниссим бен Ной же найдя в Законе Моисеевом:
Если женщины имеют истечение, кровь течеть из тела тела ее; то она должна сидет семь дней в очищении своем.
И всякий, кто прикоснеется к ней, нечисть будет до вечера (Левит гл. 15 ст. 19).

В другом месте он встретил следующий текст:
Вот Закон: если человек умреть в шатре; то всякий кто придет в шатер и все, что в шатре, нечисто будет сем дней. И всякий открытый сосуд, который не закрыт плотно крышкою, нечист (Числ. гл. 19, ст. 14).

И видя, что как он сам, так все его единоверцы, придерживаясь толкований Анана на эти тексты, явно нарушают буквальный смысл слов Закона, стал строго укорять в отнадении от Закона и принял меры для искоренения этого зла.

Таким образом он еще дальше отбросил Талмуд и подрезал те слабие нити, которые еще связывали Ананеев с ним и телом и душею привязался к писаному Закону.

Хотя это и не было нововведением; но современники Нисси, уже успевшие  привыкнут к принятой доктрине не сочувственно отнеслись к его идее и потому он приобрел массу врагов среди своих единоверцев, а о талмудистах и говорить ничего ¹⁾.

¹⁾ Даже теперь можно заметить подобное неприязненное отношение к нему из талмудического мира. Весьма значителен отзыв о нем еврейского историка Греца, который пишет: один из караимских авторитетов Ниссим (Нисси) бен Ноах, и новые секты, возникшие в недрах караимства, представляют жалкую картину последнего и т.д. На той же странице: Ниссим писал на еврейском языке, ибо считал позором употреблять арабский или арамейский язык для обяснения вероучения. Но это сочинение (с двойным заглавием ביתן המשכילים или פלס ביאור המצוות) имеет такой же плоский, бездушный, безпорядочный, расплывчатый характер, как почти все умственные произведения караимов. Будучи замкнут в тесном круге буквального смысла, он так же мало, как основатель караимства и его преемники, мог вызвыситься до светлой, великой мысли. Ниссим преподает самым непривлекательным образом совет своим читателям углубляться сперва в С. Писание, а потом усвоит грамматический и массоретский аппарат (sic) вавилонской системы гласных, далее изучить Мишну и Талмуд с относящаюся к ним литературой, затем читать философские сочинения  и наконец взяться за его книгу и т.д. (Его же история евреев том II, стр. 222, 223 и 224).

Когда читаешь подобные места у Греца, то невольно является вопрось: что он пишет историю или критику? Мне кажется, что если раз взялся писать историю и пришлось коснуться какого либо умственного произведения, то задача историка указать не те события, которые были рождены тем или указать, обратно, на те события, которые вызвали оное умственое произведение. Если же, взялся критиковать и определать хорошую или дурную сторону того или другого писателя в его труле, так не придавай своему труду значения истории. Взялся за историю, пиши историю; взялся за критику, пиши критику, а не выдавай свою безалаберную критику за историю, не определив значения оного произведения для хода исторических собитий. Удивительно, на сколько человек становится несправедливым и ослепленным если держится односторонности. Бедные наши писатели! Целая масса их не заслужила ни одного доброго слова, ни одного поощряющего отзыва со стороны г-на Греца! Давно я думаю об этом факте и наконец по долгом рассуждения пришел к убеждению, что г-н Грец, взявшись написать историю евреев вместе с тем задался вопросом доказать ученому миру преимущество Талмуда и что Закон Израиля не мыслим в отдельности от него, а буква сама по себе всегда останется мертвою. Для наглядного же доказательства проводит параллель между двумя толками, талмудистическим и караимским. Проведши эту параллель, он в одной линии видит застой ума, неумелость и ничтожество во всем, а отсюда другая параллель становится вечно живою, полною здравого смысла, высоких мыслей и мудрости. Другой вопрос, правда ли это? Конечно все что пишет Грец, в этом тоне, о наших писателях ясно указывает, что перо его руководилось не желанием писать одну голую истину, а фанатичною ненавистью к враждебной партии.
О Боже неужели мы никогда не будем избавлены от подобных несправедливых нападок, более десяти столетий преследующих нас за то, что мы отказались думать так как они думают, верить так, как ни веруют.

Чтобы упрочить свои идеи и привязать народ к писанному Закону он написал первым на древне-еврейском языке комментарий на десять заповедей и постарался сгруппировать под них все предписания Моисеева Закона.
Так он начинает:

Предвечный, Живый Бог, обращаясь до Моисея, к праведникам и пророкам беседовал с ними без угроз, говорил тихою, сладкою речью, успокоивающим тоном голоса.
Когда же настала Его Святая Воля оповестить о десяти заповедях, то Он сешел на гору Синайскую в сопровождении сонма ангелов, грома, молнии, трубного звука и страха великого.
Подобно грозному царю который, сидя среди испытанных приближенных и своего семейства является доступным, тихим, просто одетым или же добрым семьянином любящим отцем.
Трудно тогде видеть в нем сильного владыку, грозного судию.
Не то бывает, когда он является перед своим народом или принимает посланников.
О тогда он является в полном своем величии, в сопровождении блестящей свиты своей, окруженный вооруженным конвоем: Он внушает благоговение и страх, да не дерзнут ослушаться его, да не подвергнутся его гневу.

С таким торжеством и страхом сошел Господь на гору Синайскую и увидел Израиль Сваву Божию и содрогнулся и попросил Моисея беседовать за него и подчинился Его велению и принял на себя быть послушным и исполнять Его волю.

Есть ли что важнее и священнее как благоговеть и почитать Господа, Бога нашего?
Есть ли для души любовь слаще любви Его?
Она есть первая потребность души нашей а потому в первой заповеди и сказано: Аз есмь Господь, Бог твой!

Что может быть хуже желания и отвратительнее качества пожелать и посягнуть на все чужое, собственность друга нашего.
От того, только в последней заповеди сказано не пожелай и пр.

Может быть ты скажеш, что не убий, не прелюбодействуй, не укради гораздо хуже пожелания чужой собственности?
А я тебе скажу, что убийство прелюбодеяние и кража суть прамые последствие пожелания.

И так десять заповедей составляют корень и источник всех законов и предписаний.

Кто признал Творца своего, всем сердцем и душею возлюбил Господа, Бога своего, тот признал высшую, абсолютную истину.
Это приведет его к служению добру, добродетели и любви к ближнему.
Он будет рассуждат: если я сыт и имею излишек милостию Господа моего, ближний же мой голоден и ничего не имеет, разве не обязательный долг мой накормить и помочь ему?
Исполнение долга ест таже истина, лож, неправда, качество противное Богу, только может удержать человека от добрых дел.
Грех порожденный через обольщение женщины змием распространил это гобельное качество!
Нет ничего краше истины, нет ничего гаже лжи!

Для будущих поколений весьма важное значение имели следующие слова его:

Каждый исполняющий Закон или хоть одно его предписание по своему осмотрению, или по принятому обычаю, или же по повелению отца, наставника и вообще старшего, а буквальный смысл Закона не соответствует тому исполнению, он грешит и является виновным.
В таком случае, не следует подражать примеру отца, не надеяться на свое понимание, хотя бы оном казалось в собственных его глазах правильным и хорошим, а всегда следует все исполнять по буквальному смыслу Закона.

Сам законодатель Моисей написал:

Там вы не должны делать всего, как мы теперь здесь делаем каждый все, что кажется в его глазах истинным. (Второзаконие, гл. 12 ст. 8)

Страх Божий начало мудрости и в нем ея слава ¹⁾.

¹⁾ Смотри Пинскера стр. 9 приложений.

Не смотря ни на неприязненное отношение своих собратий, ни на антагонизм талмудистов наш проповедник шел вперед твердыми шагами и успел таки повырвать плевелы из нивы посеянной Ананом.
Приведенный мною, установленный им принцип, т. е. не отступать от буквы Закона был принят нашими предками и окончательно была разорвана связь с традиционным режимом.

Полное знание арабского, арамейского и эллинского языков много помогало его пропаганде.

Этот достойный глубоко уважения муж родился в Багдаде, образованье получил в Иерусалиме, а впоследствии переселился в Итивериад, где и умер.
Современником его был Машви га-Балбаки ули га-Акбари.